Автор:  Сергей Фомин

Наша эпоха . Русское царство 

«У святого апостола Павла, – замечал о. Павел Флоренский, – есть воистину страшная – и столь же безспорная формула – аксиома всякой религии. Находится же она в Послании, где столь много материалов к философии религии, – в “Послании к евреям”. Формула же эта гласит: “Все почти по закону очищается кровию и без пролития крови не бывает прощения” (Евр. 9, 22). Кровь – “жидкость особого рода”[1]. По слову Божию – “в крови его – душа его”[2], – кровь – самая душа, самая жизнь живого существа и пролитие крови есть пролитие жизни. Не стоит и начинать говорить о мистическом чувстве крови во все времена и у всех народов, у народов же религиозных – в особенности – это безконечная тема. Можно сказать, что степень религиозности прямо пропорциональна степени чуткости к мистике крови. Кровавые жертвы – основа всякой религии, кроме, конечно, профессорской, но ведь это и не религия, а только баловство одно; ритуальное заклание животных, включительно до растерзания их живьем и поедания дымящихся кусков сырого мяса, – жертвы человеческие, с более густою, так сказать, и более жаркою кровию, всегда существовавшие у большинства народов, когда они бывали более пламенными и более чуткими к зову иных мiров, – об этом, если начнешь говорить, то трудно будет найти конец. Но суть все же везде одна: жертва, чрез посвящение и освящение, уже не есть res profana[3], не есть земное существо. Она стала таинственно уединенной от земли, она здесь – но она и там, она взошла в иные области и находится у нас, как оттуда смотрящая, – как неотмiрное и божественное. В некоторых религиях жертвенное животное прямо есть богоживотное, сам бог во образе животного, ищущий себя принести в жертву себе же. Жрец, жертва, божество – все они совмещаются в закалаемом животном, все они таинственно совмещаются: этому совмещению служит возложение рук на лоб животного, один из наиболее существенных моментов жертвоприношения. […] И, проливая свою кровь, добровольная жертва по большей части снедается получающими прощение молитвенниками – теофагия – богоядение.

Эти искания мiра с мiром божественным через пролитие священной крови и вкушение священного мяса древни – как мiр. Вероятно, это самые древние религиозные искания человечества – то зерно, около которого сложилась религия. Я удивился бы, если бы это не было так: ибо смерть Христова, всех удовлетворившая, всех искупившая, всех спасшая, не могла не быть ответом на поиски всего человечества: она завершила все частные и предварительно-прообразовательные попытки, не могшие насытить титанической алчбы святой крови. Все крови были слишком жидки – одна только Кровь и могла до дна умиротворить титанический гнев, и потому нераскаянность, неспособность покаяться в отпадении: это Кровь предельной, так сказать, густоты, Кровь по преимуществу, Кровь Праведника, Кровь Единого Безгрешного, Кровь Единородного Сына Божия. И после того – пролитие крови перестало быть нужным:

Свершилось!»[4]

***

«Я бы поехал куда угодно, только не на Урал»[5], – заявил Император Николай II сопровождавшему его подпрапорщику П. М. Матвееву (из яковлевского отряда особого назначения), когда утром 30 апреля 1918 г. поезд стал замедлять ход перед Екатеринбургом.

До сих пор нет сколько-нибудь вразумительного объяснения этим словам Государя. Все эти позднейшие рассуждения о «рабочем Урале», «уральском пролетариате», «многочисленном и сплоченном», о «цитадели партии большевиков» мало что стоят.

Духовный смысл цареубийства раскрыл еще в 1923 г. о. Сергий Булгаков: «Я […] знал сердцем, как там, в центре революции (еще февральской – С. Ф.), ненавидели именно Царя, как там хотели не конституции, а именно свержения Царя, какие жиды там давали направление. Все это я знал вперед и всего боялся – до цареубийства включительно – с первого же дня революции, ибо эта великая подлость не может быть ничем по существу, как цареубийством, которая есть настоящая черная месса революции»[6].

Но на чью же помощь и сочувствие рассчитывали злодеи именно здесь, на Урале? Об этом можно говорить долго. Духовный фон Уральской Голгофы становится более понятным уже после первого, пусть даже беглого, знакомства со сказами «колдуна уральского бородатого»[7], писателя-большевика Павла Бажова.

Особую роль в цареубийстве играли староверы, о чем мы уже писали[8].

Между тем, ритуальные человекоубийства (жертвоприношения), хорошо известные, как таковые, в дохристианские времена, сами по себе практически не исследуются современными учеными. Табу наложено, несомненно, в связи с до сих пор продолжающейся практикой этих гнусных преступлений, со времени просвещения мiра Христовой Истиной имеющих особо отвратительный и преступный характер.

Гарантом прикрытия этой тайны беззакония с давних пор является официально дозволенная наука и, в частности, до сих пор находящаяся под особо строгим надзором археология.

Суть этого особого положения археологии предопределена несколькими хорошо известными многим факторами.

Уже обстоятельства ее основания у нас в России в высшей степени знаменательны. Известно, например, что Императорское Русское Археологическое Общество было создано при покровительстве и финансовой поддержке еврейского банкира-мецената барона Горация Гинцбурга, человека весьма религиозного. Его любимой фразой, причем не только во время общения с собратьями-иудеями, была: «Да ведь в талмуде давно уже сказано так-то и так-то…»[9]

Баронский титул был присвоен ему по личному желанию Великого герцога Александра Гессенского, брата Императрицы Марии Александровны, Супруги Государя Александра II. (Банкирский дом Гинцбургов заведовал финансовыми делами Великого герцога и его семьи). Поверенный в делах России в Дармштадте сообщил 5 мая 1870 г. в Министерство иностранных дел о желании Великого герцога Гессенского пожаловать своему генеральному консулу в Петербурге Г. Гинцбургу баронский титул. 27 марта 1871 г. Император Александр II дозволил принять его[10]. Гинцбурги, как известно, состояли в родстве с кланом Ротшильдов. Современный биограф Ротшильдов сообщает о тесных взаимосвязях одного из основателей этого рода, Амшеля Майера, с Гессенским двором[11]. Таким образом, пишет современный исследователь А. Щедрин, Царь-Мученик был «убит и ограблен по приказу одного из правнуков придворного менялы своего прадеда» с материнской стороны[12].

Но вернемся к археологии. Обязательное официальное разрешение на произведение раскопок, объясняемое обычно предупреждением разрушения памятников и расхищением найденного, в действительности призвано предотвратить открытие неугодного. Да и разве таковые строгости предотвратили похищение (а под покровом исчезновения и изъятие опасных кому-то свидетельств) тех или иных находок? Только один пример: загадочное исчезновение из советских музеев в 1930-е годы предметов с руническими надписями, оказавшихся в Германии. А разве недавний поиск с неизвестными в действительности целями могилы Ивана Сусанина не сопровождался вскрытием (а по существу осквернением) сотен могил?

Другой фактор – это финансирование, приобретающее в настоящее время негосударственный характер (а значит и интерес).

И, наконец, отбор самого клана археологов и расстановка – в зависимости от важности (прежде всего вненаучной) предстоящих раскопок и от места, занимаемого на служебной лестнице.

Эту ангажированность современной археологии с головой выдает, например, вопиющее несоответствие добытых ею данных с выводами антропологии.

Даже случайные находки, не исключенные и при строго планирующихся раскопках, сразу же ретушируются теми, кто их сделал, и потому не доходят даже до сведения многих специалистов.

В тех же редких случаях, когда, бывает, неугодное по недосмотру получает огласку, отважившийся на это подвергается жесткому остракизму; во всяком случае, своеволие не сходит так просто с рук неосторожному безумцу.

К примеру, стоило современному украинскому исследователю И. А. Баранову, ведшему в Крыму на месте разрушенной византийской крепости в Сугдее раскопки хазарского поселения VIII в., определить захороненных вокруг центральной могилы хазарина-жидовина людей, как ритуально умерщвленных «челядинцев» – христиан и язычников[13], тут же в стане официально поставленных историков была сыграна тревога.

Участница совместных еврейско-российских издательских проектов археолог С. А. Плетнева стала утверждать, что найденная «плита обкладки могилы» с иудейским семисвечником и другая подобная, обнаруженная неподалеку, не имеют-де «отношения к склеповым захоронениям». И вообще «определить, кому этнически принадлежали эти склеповые погребения, в настоящее время нельзя». Сама же гипотеза И. А. Баранова «не убедительна, т. к. в его изданных работах тезисного характера изложены только предположения без конкретной документации»[14].

Другой «московский товарищ», известный своим особым юдофильством историк В. Я. Петрухин для особо непонятливых «разжевал»: «Человеческие жертвы были характерны для погребального обряда язычников (как степняков, так и дохристианской Руси и др.), атрибуция этих могил иудеям-хазарам, при похоронах которых якобы убивали христиан и язычников, вообще граничит с религиозным наветом»[15]. (Но почему на похоронах древних германцев «можно» убивать рабов, а на похоронах хазарина – «нельзя»? Шведы с датчанами не говорят о «религиозном навете». Значит, шведы и датчане себя с теми язычниками не отождествляют (как и мы – с язычниками-славянами).

Однако от фактов не уйти. Той же Плетневой приходится писать о «богатых мужских могилах» на территории Хазарии, в большинстве которых находились убитые молодые женщины или даже женщины с детьми. То были возводившиеся во время погребения в ранг законных жен и детей челядинцы-рабы. Этот «весьма устойчивый ритуал» завершался «разрушением скелетов с целью обезвреживания умершего и, возможно, “очищения” [sic!] его […] Разрушения скелетов бывали полные или частичные, иногда заменялись просто связыванием ног или рук, но распространены они были повсеместно»[16].

В главе под характерным названием «Сложение государственной культуры» С. А. Плетнева пишет, что в столице Хазарии Саркеле были обнаружены здание синагоги, следы ритуального поклонения дубу (вспомним тут дубы вассанские) и некие «захоронения с человеческими почестями собак»[17]. «Жизнь в нем, – пишет она далее о Саркеле, – была “пронизана” языческими верованиями и обрядами, некоторые из них были связаны с человеческими жертвами, что ни одной из мiровых религий не свойственно»[18]. (Но почему? А древние греки? Выходит, по Плетневой, «ни одной из мiровых религий» = иудаизму?) Так неуклюже сия ангажированная дама пытается отвести глаза читателей от талмудического жидовства, не называя, разумеется, его при этом. Напрасный, конечно, труд. Но хороша же при этом, заметим, и сложившаяся государственная культура Хазарии, о которой она пишет.

***

Казнь, ритуальное убийство, жертвоприношение – часто трудно одно отделить от другого. Причем два последних акта могут быть совершаемы не только враждебной стороной, но и своими. Среди объектов (жертв) выступают обычно пленники, преступники, женщины и дети. Особое положение принадлежит Коронованным особам.

В 1997 г. на историческом факультете Московского университета был защищен диплом «Человеческие жертвоприношения у древних кельтов»[19].

Некоторые спросят, а при чем здесь кельты? Ведь речь идет о России начала ХХ века?  Ну, а кельтский праздник падших духов[20] хеллоуин, во время которого (31 октября 1997 г. в Афинах) был замучен хранитель Чудотворной Монреальской мvроточивой Иверской иконы Божией Матери брат Иосиф Муньос Кортес? По недавним заявлениям, в США этот праздник по размаху и популярности стал вторым после Рождества Христова.

«В эту ночь, – читаем в житии святителя Иоанна Шанхайского, – темные силы якобы получают волю творить всякое безчиние. В Америке это приобрело вид некоего “праздника”, детского озорства, когда наряжаются в ведьм, бесов и всякую нечисть, как бы призывая темную силу на общение. В этом кроется пародия на Христианство, издевательство над святыми»[21]. Недаром именно в дни этой вакханалии в 1952 г. Зарубежная Церковь предполагала прославить св. праведного о. Иоанна Кронштадтского – крепкого молитвенника и гонителя бесов.

А вот любопытные размышления о прошлом этого народа протоиерея Александра Шабанова: «Древние кельты были любителями путешествий, народом, доставляющим множество хлопот нынешнему историку, в который раз ломающему голову над вопросом о начальной их родине. Вплоть до VI в. до н. э. кельты словно ускользают от исследователей, пока им не заблогорассудилось оседлать коней, запрячь боевые колесницы и двинуться (с низовьев м. б. Волги, Дуная или из северных земель) на завоевание, сначала западной части Европы, а после и Британских островов. В III в. до Р. Х., придя уже с этих территорий, они чуть было не разрушили Рим. Дальнейшая жизнь дерзкого народа оказалась куда более размеренной, особенно у тех, кто поселился в Ирландии. Но путешествия в далекую землю, встречи с иными племенами, преодоление опасностей, проникновение из одного мiра в другой, скитания на пути обратно домой – всё это стало частью “парадигматических легенд” (Ван Хамель), по которым ирландцы постигали азбуку мiра и своего поведения в нем. […] Вполне вероятно, что в IX в. под натиском врагов и прямой угрозе идентичности, кельты развили легенду о своём происхождении, согласно которой они – одно из потерянных колен Израиля, странствовавших по мiру и осевших в Ирландии»[22].

Другой приводящийся в современной научной литературе пример относится к более раннему времени: «…В 1916 г. в журнале “Ревю сельтик” был опубликован некролог, в котором немецкий кельтолог Куно Мейер, вставший на позиции пангерманизма, был объявлен французскими коллегами умершим. Менее чем через год он заразился тифом и умер»[23].

Современные исследователи, приводящие этот случай в качестве «примера, относящегося к нашему времени и далеко не фольклорной традиции», сопоставляют ее с содержанием ирландской саги «Смерть Муйрхертаха сына Эрк». Один из ее героев Кайрнех, разгневанный тем, что король Муйрхертах, прогнав из дома жену, стал жить с женщиной-сидой (феей) «проклинает короля и обрекает его на смерть при помощи определенных действий, воспроизводящих погребальный обряд: объявляя Муйрхертаха умершим, он приближает его гибель»[24].

«Сильно разгневался Кайрнех; он проклял это место и приготовил могилу королю.

– Тот, кому приготовлена эта могила, – сказал он, – конченный человек; поистине конец его царствованию и владычеству»[25].

Такое противостояние друида королю (после принятия христианства – святого королю) в кельтском ареале отнюдь не случайность. Друид (впоследствии святой) имеет власть проклинать короля, если тот что-то не так сделал. «Без них, – писал, имея в виду друидов, Дион Хризостом, не было позволено царям ни делать что-нибудь, ни принять какие-нибудь решения, так что в действительности они управляли, цари же, сидевшие на золотых тронах и роскошно пировавшие в больших дворцах, становились помощниками и исполнителями их воли»[26]. Таким образом, в этом у кельтов просматривается явный приоритет жреческой власти (осознаваемой как божественная) над царской (соответственно, в принципе профанной). Идея эта, наиболее адекватно передаваемая формулой волхвы не боятся могучих владык, при произвольном использовании оказывается удобной и для злоупотреблений…

Возвращаясь к приведенному нами случаю 1916 г., можно прийти к некоторым выводам: 1) сделали это кельтологи; 2) некролог – это, разумеется не акт, а скорее подтверждение того, что сделано; 3)  сделано же (ср. русское сделать на смерть или ему сделано как указание на колдовство) согласно с древней кельтской практикой.

Однако вернемся к содержанию диплома. Речь в нем идет о довольно продолжительном отрезке времени, начиная с IV в. до н. э. и вплоть до Рождества Христова.

Оказывается, западноевропейским археологам издавна хорошо известны ритуальные ямы для жертвоприношений, а среди них и специальные ритуальные шахты для человеческих жертвоприношений. Довольно подробно описаны в литературе три такие шахты в Хольцхаузене (Бавария). Но есть они и в Англии, и в других странах Европы. Археологи обычно находят в них следы человеческих мяса, крови и жира; а также черепа, полные скелеты, но больше всего обнаруживают отдельных костей, что свидетельствует, на наш взгляд, об особом значении человеческих голов в ритуале.

Обращено в дипломе внимание и на трехчастную смерть в ирландском фольклоре. Исходя из свидетельства римского поэта I в. Лукана и средневековых толкований Х в. на его сочинение кельтологам известны способы принесения человеческих жертв различным богам. Так, Езусу, «Гневному» (возможно богу войны) это делалось через повешение на древе. Жертвы богу грома Таранису сжигались. Наконец, жертвы, приносимые племенному богу Тевтате, покровителю военной и мирной деятельности, топились[27].

Что касается трехчастной смерти, то исследователи считают ее соединением всех форм кельтского жертвоприношения, а, кроме того, отмечают, что «тройная смерть всегда предсказана (или является результатом проклятия, что в ирландской традиции различить довольно трудно)»[28]. Таким образом был умерщвлен, например, «человек из Линдоу», обнаруженный в 1984 г. в болоте в графстве Чешир (Англия). Находка датируется исследователями не позднее 210 г. по Р. Х. Опытные патологоанатомы, пишет автор диплома, установили, что человеку этому, тело которого прекрасно сохранилось, сначала пробили голову, потом душили и, наконец, утопили еще живого. В скандинавских сагах говорится о том, что такая жертва должна быть сначала ранена, потом утоплена и, наконец, сожжена. «Перед данной акцией, – отмечают современные исследователи, – жертва, как показал анализ содержания желудка, съела небольшое количество каши и, что безусловно очень важно, выпила напиток, приготовленный из цветков омелы (аналогичные находки на территории Британских островов также показывают, что перед жертвоприношением жертва пила напиток, носивший сакральный характер и одновременно имевший галюциногенный эффект)…»[29] Наконец, жертва была лишена какой бы то ни было одежды.

Вспомним в связи с этим обстоятельства убийства Царского Друга Г. Е. Распутина, которого сначала отравили, потом застрелили и, наконец, утопили.

Типологически это то же, что нашло отражение в старинной народной песне, на основе которой шотландский поэт Роберт Бернс (1759-1796) написал свое известное стихотворение «Джон Ячменное Зерно». Во всяком случае, это один из заключенных в песне смыслов:

Велели выкопать сохой

Могилу короли,

Чтоб славный Джон, боец лихой,

Не вышел из земли.

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Его свали горбатый нож

Одним ударом с ног,

И, как бродягу на правёж,

Везут его на ток.

 

Дубасить Джона принялись

Злодеи поутру.

Потом, подбрасывая ввысь,

Кружили на ветру.

 

Он был в колодец погружен,

На сумрачное дно.

Но и в воде не тонет Джон

Ячменное Зерно!

 

Не пощадив его костей,

Швырнули их в костер.

А сердце мельник меж камней

Безжалостно растер.

 

Бушует кровь его в котле,

Под обручем бурлит,

Вскипает в кружках на столе

И души веселит.

Непреложным фактом является внимательное отношение современных сатанистов к кельтологии. Приведу лишь один случай, о котором недавно рассказал автору этих строк один из его знакомых. В одном из престижных учебных заведений Москвы появился студент с периферии. В его увлечении историей и кельтологией не было бы ничего странного, если бы не его постоянные открытые заявления коллегам и знакомым, что он является практикующим сатанистом. Все, естественно, от него шарахались. Но вот что многим запомнилось: центр сатанистов в России, по его словам, находится в Екатеринбурге.

Это подтверждают и материалы местной прессы. Так, по сообщению екатеринбургской «Православной газеты» (26.9.2005), «прихожанин Иоанно-Предтеченского собора обнаружил на одной из могил прилегающего к храму кладбища, принадлежности сатанинского ритуала. На могиле лежали изображенная на белом листе пентаграмма, воткнутые через нее в землю гвозди, восемь обгоревших свечей, волосы, камни с нанесенными на них оккультными символами и другие предметы оккультной практики. Как сообщили прибывшие на кладбище сотрудники Миссионерского отдела Епархии, подобные находки уже обнаруживались на этом старинном кладбище. На другом городском кладбище была обнаружена зверски убитая кошка, по всем признакам, принесенная сатанистами в жертву. Совсем недавно поруганию сатанистов подверглись православные храмы Лесного и Сысерти. По словам руководителя отдела священника Владимiра Зайцева, все обращения в правоохранительные органы, прокуратуру по этому поводу остаются без всяких последствий. Даже по сожженному в Сысерти храму так и нет никакого окончательного ответа…»

А вот другая информация из ежедневной межрегиональной газеты «Вся Россия» (14.1.2006) со ссылкой на екатеринбургские «Вечерние ведомости» под весьма симптоматичным названием – «В Екатеринбурге разгулялись сатанисты»: «В Екатеринбургской епархии опасаются, что сатанисты могут попытаться осквернить православную святыню – Благодатный Огонь из Иерусалима, который доставят в город 16 апреля. Наступление Пасхи заставило сатанистов активизироваться. […] На прошлой неделе в храм Рождества Христова ворвался сатанист и, пританцовывая, начал прилюдно раздеваться догола, выкрикивая различного рода оскорбления в адрес Церкви, Христа-Спасителя и Священного Писания».

Всё сказанное может означать лишь одно: с точки зрения предавшихся нечистым духам кельтская магия (колдовская практика) исключительно ценна и действенна.

Некоторые современные исследователи (правда, не профессиональные филологи) сближают лексемы klt – kchld – халдей[30] – колдун[31].

Происхождение кельтов (группы индоевропейских народов) остается пока что неясным ученым, несмотря даже на существование особой отрасли науки – кельтологии. В этом этнониме слышится слово откалывать. Если так, то, возможно, кельты означает отколовшиеся (Celti <индоевроп. *kel-t – ‘отколотые’) либо отщепенцы. (Но от кого или от чего?) Подобно названному этнониму слова колдовать, колдун остаются также до сих пор в этимологическом смысле темными, нерасшифрованными[32]. Однако есть другое слово: кобь, означающее колдовство, гадание по птичьему полету, предсказание[33]. (Отсюда же кебовать – врачевать, колдовать, гадать; кебун – саамский колдун[34]). Академик А. А. Шахматов в свое время полагал, что это слово было заимствовано из кельтского языка[35].

Следует также обратить еще на одно важное совпадение. Один из центров масонства находится, как известно, в кельтской Британии (Шотландии). Сатанисты – и это тоже хорошо известно – чтут всех, кто был против Христа: в Интернете есть сайт, автор которого называет себя «King Redbad» – по имени фризского герцога, выступавшего против христианства. А сколько «наших» масонов начала ХХ в. бывало в Англии (кн. Ф. Ф. Юсупов…), было «англоманами» (В. Д. Набоков…)?.. «Тенденция» талмудистов ясна (выяснена), но была еще и «тенденция» сатанистов-масонов.

Но вернемся еще раз к диплому о человеческих жертвоприношениях у древних кельтов. «В традиции, – пишет его автор, – можно найти данные и о принесении в жертву королей. Вопрос этот чрезвычайно сложен, и не всегда тут можно отделить воспоминание о реальных обычаях от легенды. Упоминание о королях, умерших “странной” смертью (одновременно несколькими способами) автор склонна считать скорее фольклорным мотивом, не связанным с какой-либо реальностью. В скандинавских преданиях короля приносят в жертву или за победу, или по причине длительного неурожая, то есть каких-то чрезвычайных обстоятельств; нет никаких сообщений о том, что королей убивали после того, как те процарствуют определенное число лет». (Последнее, видимо, намек на хазарского хана/кагана, превращенного, по словам историка А. П. Новосельцева, «в подобие… священного жертвенного животного»[36]).

Однако вспомним при этом и слова Царя-Мученика: «Быть может, нужна искупительная жертва для спасения России: Я буду этой жертвой – да свершится воля Божия!»[37] Можем ли мы утверждать, что понимаем эти известные слова вполне?..

Но вот другие, не менее красноречивые, примеры.

В 870 г. в Британию вторглось громадное войско язычников-норманнов (или, по словам британцев, – датчан/deniscan) под предводительством «королей Ингвара и Уббы, по наущению диавола»[38]. Главное требование Ингвара к Королю Восточных Англов Эдмунду было, по свидетельству жития последнего, «разделить с ним тайные сокровища твои и сокровища твоих предков, чтобы стал ты подвластным ему королем»[39].

«Король Эдмунд, когда пришел Ингвар, – читаем в “Житии святого Эдмунда, Короля и мученика”, – находился в своем дворце, поминая Спасителя, и отбросил оружие: хотел он последовать примеру Христа, ибо запретил Он святому Петру оружием одолеть кровожадных иудеев.

Тогда нечестивые связали Эдмунда и позорно над ним глумились, и избивали его дубинами, и поволокли благоверного короля к раскидистому дереву и привязали его к нему крепкими путами, и потом его долго бичевали, а он неустанно взывал во время бичевания в истинной вере к Христу Спасителю; а язычники от его веры приходили в безумную ярость, ибо призывал он Христа на помощь. Они стреляли в него дротиками для забавы, так что он вскоре весь усажен был их стрелами, как еж иглами, подобно святому Севастиану. И увидел Ингвар, нечестивый мореход, что благородный король не хотел отрекаться от Христа, но все время к Нему взывал с непреклонной верой: приказал он тогда обезглавить его, и язычники сделали так. Пока взывал он еще к Христу, повлекли язычники святого на убиение и одним ударом отсекли ему голову, и душа его блаженно устремилась ко Христу.

Там проходил человек, остановлены Богом и скрытый от язычников, он всё это услышал и потом поведал так, как мы это здесь пересказываем.

Тогда морское войско снова отправилось на корабли, и укрыли они голову святого Эдмунда в густых зарослях куманики так, чтобы ее [голову] не похоронили[40]. Спустя некоторое время после того, как они отплыли, пришли местные жители, кто остался в живых, тело их господина лежало без головы, и весьма скорбели о его смерти, и о том, что не было у них головы к телу. Тогда сказал тот свидетель, раньше это видевший, что мореходы забрали голову с собой, и ему казалось, что это сущая правда, что они спрятали голову в лесу неподалеку. Они пошли все вместе в тот лес, ища всюду, меж черники и куманики, не найдется ли где голова.

Было там великое чудо, что был послан Божиим Промыслом один волк охранять ту голову от других зверей день и ночь. И вот люди шли, ища и постоянно окликая друг друга так, как в обычае у тех, кто часто ходит по лесу: “Где ты, товарищ?” А голова отвечала им: “Здесь! Здесь! Здесь!”, и так она их все время звала, отвечая им всем, когда кто-либо звал, и так они все пришли туда по зову. Лежал там серый волк, который охранял голову, и своими двумя лапами он обнял голову, алчущий и голодный, и ради Бога не дерзнул прикоснуться к голове, но охранял ее от зверей. И подивились они заботе волка, и унесли с собой святую главу, благодаря Бога Всемогущего за все Его чудеса; а волк следовал за головой пока не пришли в город, будто ручной, и потом вернулся в лес. Тогда жители приложили голову к святым телесам и захоронили потом наилучшим образом, как только могли в такой спешке, и потом воздвигли над ним церковь»[41].

Король Эдмунд, пишут исследователи, «не творит чудеса при жизни, они происходят после его гибели, на его могиле. […] Многие чудеса, происходившие возле раки святого Эдмунда, являли собой в скрытой форме королевские функции по поддержанию justitia» (справедливости, законности)[42].

Одно из таких чудес, в свое время всколыхнувшее всю Англию, была кара, постигшая Датского короля Свейна Вилобородого. Будучи жесток и суров по природе, он за неуплату дани грозился сжечь Эдмундсберийскую обитель, где покоились мощи Святого Короля. По свидетельству современников, этот норманнский Король «даже осмелился в своем безбожии сказать, что Эдмунд не святой». Вскоре Свейн умер в страшных мучениях, сидя на коне, среди своих приближенных. Случилось это на праздник Сретения 2 февраля 1014 г. «Ходила молва, что ему явился святой Эдмунд, не видимый никем из других; что трепещущий Свейн громко вскричал: “Помогите, воины! Вот св. Эдмунд идет убить меня”; Святой поразил его копьем посреди норманнских вождей и, во избавление мiра от такого тирана, погубил его точно так же, как святой Меркурий Юлиана Отступника»[43].

Шли годы. В день Покрова Пресвятой Богородицы 14 октября 1066 г. в битве при Гастингсе со вновь вторгшимися в Англию норманнами-католиками пал последний православный Английский король Харольд. На знаменитом старинном гобелене из Байе, изображающим высадку норманнов в Англии и саму битву, Английский король держит в руках щит с правосторонней вихревой четырехлучевой свастикой[44].

Тело Государя было разрублено на части. Завоеватели остались безучастными к просьбам матери короля, предлагавшей столько золота, сколько весит тело. Оно было ритуально рассечено, а его части разбросаны на определенном расстоянии друг от друга, что должно было, по мнению убийц, повлечь за собой распад Северо-Запада Европы.

25 декабря захвативший Лондон Вильгельм Завоеватель, сын герцога Нормандского Роберта, прозванного современниками Диаволом, короновался в Вестминстере на Английский престол.

Завоеватели разрушили храмы. Святыни после поругания сожгли. Каждый пятый англичанин был убит, каждый сотый эмигрировал (большинство в Царьград, Киев и Крым). «Епископы и аббаты англосаксонского происхождения были лишены своих должностей, имя англичанина стало позорным, никто из англичан в последующем столетии не получал ни светского, ни духовного достоинства»[45]. По словам одного из современных английских историков, «в результате только одного дня битвы Англия получила новую Королевскую династию, новую аристократию, практически новую церковь, новое искусство, новую архитектуру и новый язык». По существу это означало конец Православия в Англии[46]. Символично название книги, содержаa title=»» href=»#_edn14″) и некие «захоронения с человеческими почестями собак»/p/a/iвшей имена всех собственникi*** a title=»» href=»#_ed/a/an4p 5″ов с описанием их имущества и узаконившей новые повинностppи англичан, установленные Вильгельмом, – Domesday-book/Книга Страшного Суда[47]. Все это имело далеко идущие последствия, и не только для Англии. Будь иным итог битвы при Гастингсе, справедливо считает свящ. Стефан Красовицкий, «не разрушился бы единый, хотя и многоязычный, этнос Северо-Западной Европы, включающий Скандинавию (особенно Норвегию), Британские острова и Новгородскую Русь […], не произошло бы такого духовно-культурного расслоения между Востоком и Западом с вредом для обоих. Россия не оказалась бы в том положении, которое охарактеризовал Император Александр III: “У нас нет союзников”; Англия не интриговала бы “успешно” против России на всем протяжении истории только для того, чтобы не лишиться своих владений. Невозможны были бы и нынешние крушение и расчленение России, к осуществлению которых приложила руку и Англия (в числе прочих западных держав) только для того, чтобы, по словам Ивана Ильина, лишить и Россию и Англию плодов победы во 2-й мiровой войне»[48].

Разумеется, тогда (в 1066 г., впрочем, как и в 870 г.) не обошлось и без искушенных учителей. Весьма показательно, что  сразу же вслед за вторгнувшимися в Англию норманнами через Ла-Манш переправилась группа евреев. Характерно, что сделали они это по приглашению Вильгельма Завоевателя (приказавшего убить Харольда)[49], вскоре став преуспевающими «королевскими ростовщиками»[50].

Еще более определенно о своеобразном еврейско-норманнском симбиозе писал известный историк Л. Н. Гумилев. В IX в., по просьбе хазарского царя, варяжские дружины должны были завоевать Русское государство с центром в Киеве, в следующем Х в. киевские варяги поставляли «хазарскому царю “дань кровью”. Они посылали подчиненных им славяно-русов умирать за торговые пути рахдонитов» (еврейских купцов)[51]. О помощи евреев норманнам в Западной Европе в VIII-XII вв. ученый писал: это «были скупщики награбленного, и, по-видимому, они же являлись разведчиками и проводниками викингов в Германии и Франции. […] Они знали эти страны, но не были их патриотами […], они были достаточно богаты, чтобы покупать пленных в надежде на будущий барыш, и достаточно влиятельны, чтобы транспортировать христианских рабов от берегов Северного моря до Испании, где кордовские халифы покупали рабов за большие деньги. […]

Мы привыкли видеть в евреях и норманнах антагонистов, ибо они в самом деле весьма непохожи друг на друга[52]. Но в политических коллизиях, особенно диктуемых элементарной алчностью, симпатии, основанные на сходстве психологических складов, уступают место расчету, пусть даже самому циничному. Искренность в таких случаях не только не нужна – она вредна. И поэтому рахдониты спокойно использовали викингов, оставляя тех в уверенности, что они не являются игрушкой в руках опытного партнера. Больше того, когда иудеи проиграли ставку на гегемонию в мiровой торговле, норманны, напавшие на Англию, взяли с собой евреев, и те с 1100 г. держали в своих руках кредитные операции Английских королей и их вассалов»[53]. Но, по всей вероятности, не только. Как утверждала, например, в своей книге «Божественный Король Англии» (1954) известный английский антрополог, археолог и египтолог Маргарет А. Мюррей, каждый Английский король, начиная от Вильгельма I (1066-1087) и до Иакова I (1603-1625) включительно, «являлся тайным колдуном, а также, что многие государственные чиновники были умерщвлены ритуальным способом»[54].

Вот, выходит, в каких делах (ритуальных убийствах Христианских Государей) объединились язычники и иудеи-талмудисты.

В настоящее время разрубленное на куски тело последнего Английского православного короля покоится в домашней фамильной церкви Годвина в Бошэме. Причем, объявили об этом публично лишь 7 апреля 1954 года[55].

«Расчленение тел князей, – пишет современный петербургский историк, – с последующим захоронением в разных местах известны и в ранней русской истории, достаточно указать на посмертную судьбу легендарного Олега, могилы которого существуют и в Ладоге, и в Киеве»[56].

Ритуальное расчленение Царственных Особ известно и в глубокой древности. «…Сказал Самуил: приведите ко мне Агага, царя Амаликитского. […] И разрубил Самуил Агага пред Господом в Галгале» (1 Цар. 15, 32-33).

Агаг (Пламенеющий) был одним из самых сильных царей того времени. Правил Агаг могущественным народом, «первым из народов» (Числ. 24, 20), жившим между Палестиной и Египтом. Сильным грехом амаликитян было, по словам дореволюционной «Библейской энциклопедии», то, что они противодействовали благосостоянию народа Божия. Вскоре после убийства их Царя имя амаликитян исчезло с лица земли (1 Цар. 30, 17; 1 Пар. 4, 43). Характерно и название местности, где произошло ритуальное расчленение – Галгал (букв. скатывающий на землю, отсюда ведет свое происхождение и слово свержение). Здесь был первый стан, на котором Израильтяне, по вступлению в землю Обетованную, расположились, перейдя через Иордан. Некоторое время тут находилась Скиния с Ковчегом Завета. Здесь Самуил помазал на царство Саула.

Талмудическое жидовство внесло в ритуальное убийство особый вклад. «Лучшего из гоев убей, – говорится в талмуде, – самой красивой змее размозжи голову».

Одной из первых известных жертв на Руси этой системы стал святой Благоверный Великий Князь Андрей Боголюбский.

Исследовавшие при помощи рентгена его мощи ученые отмечают: «…Левая верхняя конечность была рассечена во многих местах: и в области плечевого сустава, и в среднем отделе плечевой кости, и в области пястных костей»[57].

Этот установленный исторический факт, как справедливо пишут современные исследователи,  свидетельствует о «расчленении (или попытке расчленения)» тела[58], чему, прибавим от себя, что-то или кто-то помешали.

Но этого мало. Согласно летописного известия, Великий Князь был выброшен в огород, тело его было лишено какого бы то ни было одеяния и выкинуто на съедение собакам. Наличие собаки с головой выдает исполнителей (вспомним тут, кстати, убийство и Царственных Мучеников, и Их Друга Г. Е. Распутина). Ведущую роль среди заговорщиков 1174 г. в Боголюбове, как известно, играли два облагодетельствованные Благоверным Князем «жидовина» – приписавшийся к осетинам кавказский еврей ключник Аньбал (Амбал) и Ефрем Моизич (Моисеевич).

***

А теперь поговорим об одном из мест, связанном с ритуальным убийством 1918 года. Речь идет об «урочище Четырех Братьев». Там происходило сбрасывание Тел Царственных Мучеников в ритуальные шахты, разрубание на части, отделение Честных Царских Глав, собирание Царской Крови, сожжение разрубленных частей, пожирание яиц, посыпанных пеплом, питьё вина с растворенным в нем пеплом.

Но прежде несколько слов о кровавых жертвоприношениях, приносившихся в некоторых краях России уже после принятия ею Крещения. Расскажем, разумеется, выборочно.

В путеводителе по Уралу 1899 г. рассказывается об истории возникновения Кушвинского чугуноплавильно-литейного завода. Основан он был в 1730 г., после того, как вогул Степан Чумпин сообщил русским служилым людям о неисчерпаемом источнике железных руд в находящейся по соседству горе, названной по воле Императрицы Анны Иоанновны «Благодать». Соплеменники Чумпина, узнав об этом, схватили его и принесли в жертву своим богам на той самой горе, где была обнаружена руда. До революции на самом верху горы стояла небольшая восьмиугольная часовня Преображения Господня, рядом с которой был установлен чугунный памятник – пламенеющая урна. Надпись сообщала: «Вогул Степан Чумпин сожжен здесь в 1730 г.»[59]

Еще один пример. Недалеко от деревень Нижний и Средний Таржеполь Прионежского района в Карелии до сих пор находится жертвенный камень. Служивший в тех краях в конце XIX в. священник В. Пидьмозерский писал в 1902 г. в «Олонецких епархиальных ведомостях», что в день Ильи Пророка таржеполы совершали на том камне обряд заклания животного (подобные обряды, кстати говоря, были широко распространены в крестьянской среде севера России).

Накануне и в день праздника местные жители приводили к церкви быков, баранов и других животных. 20 июля во время богослужения часть из них закалывалась и варилась в большом котле, другая – продавалась, а вырученные деньги жертвовались церкви. Сваренное мясо ставилось в ушате на церковную паперть, где оно находилось до окончания обедни. После этого священник должен был освятить мясо, которое затем выносилось к народу. Вся процедура заканчивалась массовой сутолокой и давкой, поскольку толпа людей бросалась к ушату, стремясь заполучить свой кусок мяса и сразу же съесть его. Затем люди, по словам священника, с сознанием исполненного важного дела расходились по домам[60].

Летом 1907 г. немецкий профессор из Бреслауского университета О. Шрадер присутствовал на подобном действе, называвшемся бараньим воскресеньем. В ту пору оно приурочивалось к Ильину дню (прикрывшему языческий Перунов день). Профессор писал, что в этот день «повсеместно резали жертвенных барашков. Мясо заколотых животных относилось на берег озера и варилось в 12 котлах (исключительно мужиками, женщины к жертвенному таинству не допускались)»[61].

Немецкий ученый прекрасно понимал, что присутствует при ритуале, уходящем корнями в глубокую древность. Только жертвы тогда были иные. Но память о них осталась в народных сказках и колядках. Вот всего лишь три примера, многим хорошо известных:

«По улице костры, по кострам – всё кости человеческие лежат, по тыну – всё головы человечьи торчат, на крыльце – потроха человечьи валяются, в сенях – два дощана с кровью стоят, а сама хозяйка в доме лакомится человечиной…»

А вот дошедшие до нас голоса трепещущих жертв:

Костры горят горючие,

Котлы кипят кипучие,

Ножи точат булатные,

Хотят меня зарезати.

Это сказка. А вот колядка:

Ты, братец Иванушко,

Ты выди, ты выпрыгни!

– Я рад бы выпрыгнуть,

Горюч камень к котлу тянет,

Желты пески

Сердце высосали.

В древнеисландском календаре октябрь-ноябрь, а в древнеанглийском месяц ноябрь носят название кровавого. Ученые пытаются неуклюже толковать это название в связи с убоем скота в это время, в крайнем случае, рассуждают о жертвоприношениях животных, причем тех, которые якобы не выдержали бы зимовку. Но ведь известно, что в жертву всегда приносилось самое лучшее. И уж, разумеется, названия месяцев в древних календарях хранят память также о жертвах человеческих, которые нынешняя цивилизованная Европа как-то слишком легко предает забвению…

Небезынтересны в связи со сказанным легенды, бытовавшие вокруг сожжения тела Г. Е. Распутина в Петрограде. «Считалось, – утверждает современный питерский журналист С. Глезеров, – что тело “старца” во время Февральской революции было сожжено где-то в районе Поклонной горы, и с тех пор это место будто бы считается нечистым. Сожжение якобы продолжалось шесть часов, а когда пламя сделало свое дело, пепел погребли под снегом. Свидетельство об этом можно встретить в воспоминаниях и В. Пуришкевича и французского посла М. Палеолога. Однако последние находки и сообщения говорят о другом: тело Распутина было сожжено в топке котельной Политехнического института. […] Откуда же тогда легенда о сожжении на Поклонной горе? Не исключено, что там произошло ритуальное сожжение Распутина, которое организовали деятели церкви, ненавидевшие “старца”, считавшие его врагом России и православия. Это ритуальное убийство переплелось с настоящим – так родилась легенда, прожившая много десятилетий…»[62]

Журналист неточен в деталях и в главном предвзят (причины, впрочем, ясны, они коренятся в личности автора, но речь сейчас не об этом). В. М. Пуришкевич представил свои записки в форме дневника убийства и потому не мог писать о сожжении, хронологически остававшемся вне заданной им самим хронологии. Совершенно безосновательно и смехотворно утверждение о причастности к описанным ритуальным действиям кого-либо из представителей Православной Церкви. Что касается французского посла Мориса Палеолога[63], то вот его запись от 23 марта 1917 г.: «Вчера вечером гроб Распутина был тайно вынесен из склепа в часовне, где он был погребен в Царском Селе, и доставлен в Парголовский лес, верстах в пятнадцати к северу от Петрограда. Там, посреди прогалины, несколько солдат под командой саперного офицера устроили большой костер из сосновых ветвей. […] Сожжение продолжалось больше десяти часов, до самой зари. […] Когда пламя сделало свое дело, солдаты собрали пепел и погребли его под снегом»[64].

Далее дипломат проводит хорошо знакомую ему аналогию из европейской средневековой истории, по всей вероятности, «вдохновившую» Глезерова на его вздорную выдумку: «В лето 1266-е Манфред, незаконный сын Фридриха II, король-узурпатор обеих Сицилий, убийца, клятвопреступник, осквернивший себя симонией, еретик, запятнанный всеми преступлениями, отлученный от церкви, погиб в бою с Карлом Анжуйским на берегах Калоры, у Беневента. Его полководцы и солдаты, обожавшие его за молодость, красоту, щедрость и обаятельность, устроили ему трогательные похороны на том самом месте, на котором он испустил дух. Но год спустя папа Климент IV приказал возобновить против этого злодея, недостойного покоиться в святой земле, папскую процедуру анафемы и проклятия. По его приказанию архиепископ Козенцы велел выкопать труп и провозгласил над этими неузнаваемыми останками безпощадный приговор, обрекающий отлученного аду: “In ignem aeternum judicamus…” Служба совершилась ночью при свете факелов, которые гасили один за другим до полного мрака[65], после чего разрозненные останки Манфреда были рассеяны по полю.

Эта трагическая и поэтическая сцена сильно взволновала современников; она даже внушила Данте одно из прекраснейших мест в “Божественной комедии”[66]. Поднимаясь на крупную гору чистилища, поэт видит тень молодого принца, которая приближается к нему, называет его по имени и говорит ему: “Я Манфред, мои грехи были ужасны. Тем не менее безконечная благость Божья так необъятно велика, что она принимает всех, кто обращается к ней. Если пастырь из Козенцы, который был послан Климентом для охоты за моими костями, сумел бы узреть милостивый лик Божий, мои кости покоились бы по сие время близ моста у Беневента под тяжелым камнем. Теперь мочит их дождь, обдувает ветер на берегах реки, на которых рассеяли их, потушив факелы, архиепископ со своими священниками. Но на проклятье им, Божественная любовь не так далеко изгнана, чтобы не могла вернуться, пока достаточно жива еще в нас надежда, чтобы зацвести последним цветом”»[67].

Однако вернемся из далекой Италии на берега Невы. Поклонная гора, о которой пишет петербургский журналист, – является высшей точкой города на севере. Происхождение ее вовсе не идентично московской Поклонной горе. Дело в том, что все основные дороги (из Москвы и Новгорода) подходят к городу с юга. Следовательно, необходимо искать другие варианты объяснения названия. В этом смысле весьма примечательны указания известного знатока русских древностей М. И. Пыляева. Ссылаясь на редкую книгу М. Чулкова «Абевега русских суеверий» (СПб. 1786), он писал: «По словам летописцев, в XVI веке в Вотской и Ижорской земле многие держались крепко язычества. Так, в некоторых местах существовали “скверные мольбища идольские, поклонялись лесам, горам, рекам, приносили кровавые жертвы, закалывали собственных детей” и т. д. Новгородский архиепископ Макарий прилагал большие старания об истреблении язычества; посланный им инок Илья порубил и сжег священные рощи, потопил обожаемые камни и много “разорил злых обычаев”, – как говорит летописец. В числе таких языческих святых мест долго считалось место в 10-ти верстах от Петербурга, по Рижской дороге, где стояла большая липа, ветви которой переплелись с отраслями ближайших дерев, так что составляли природную беседку, в которой нередко и Петр Великий отдыхал. На этом месте собирались ижорки на Иванов день и проводили ночь при большом огне, с плачем, пением и пляской; в конце собрания здесь сожигали белого петуха, делая заклинания»[68].

Именно к этой точке из центра (сердца) города устремляются проспект Карла Маркса (ныне снова Большой Сампсониевский) и выползающий из него проспект все еще Фридриха Энгельса.

О символике белого петуха мы уже писали. Что же касается сжигания человеческой фигурки (в нашем случае символизирующей Г. Е. Распутина), то это в широком смысле хорошо известное в военной магии сжигание чучела врага. Именно подобный род действий должны проклинать крещаемые в Православную веру талмудисты. В «Чине и уставе како подобает приимати от жидов к христианской вере приходящих» говорится об «иже праздник совершающих глаголемаго Мардохея, в первую субботу христианских пост, и древо яко Амана придеющих, та же примешающих то крестному знамению и пожигающих, клятвы и проклятия всяческая христианом облагающих…»[69]

Из процитированной нами выдержки ясно, к какому культу в действительности принадлежали совершившие весной 1917 г. ритуальное действо в Петрограде на Поклонной горе.

***

В восьми километрах от города Кириллова Вологодской области неподалеку от р. Шексны находится гора Маура. Рядом с ней лежит село Горицы. По преданию, именно с этой горы преп. Кирилл Белозерский увидел то место, на котором основал знаменитый впоследствии Кирилло-Белозерский монастырь. То место, на котором стоял Преподобный,  до сих пор определяется огромным валуном, на котором долгое время была видна отпечатавшаяся стопочка Святого. Горицы известны основанным там в середине XVI в. Воскресенским женским монастырем.

Гора Маура была, несомненно, священной горой язычников. До сих пор там густо растет 14-метровый можжевельник, считающийся у язычников священным древом, повсюду – редчайшие целебные травы. На горе, несомненно, существовало древнее языческое капище, а, значит, приносились кровавые жертвы. Скорее всего, даже именно на том огромном находящемся на самой вершине горы камне, запечатанном, закрещенном впоследствии преподобным Кириллом.

Свидетельствует об этом и само название горы. При объяснении происхождения названия Маура обычно обращаются к греческому языку, переводя его смысл как Черная гора. Однако более основательным выглядит иное объяснение.

Его нам дает обращение к археологии языка, помогающей реконструировать глубинный смысл, заложенный в том или ином слове. (Языка, заметим, не старославянского и даже не индоевропейского, а древнего праязыка).

Одним из древнейших смыслозначимых лексических элементов является буквосочетание MR. Названная «корневая протооснова… дает настоящую цепную реакцию взаимосвязанных между собою лексем и значений в различных языках мiра»[70].

Это, например, мера (в смысле справедливость), мор, смерть, морок, мрак, мерцать, меркнуть, мраз (мороз), мразь.В иностранных языках регистр с этим буквосочетанием не менее представителен: от санскритского m-ara (=смерть, убивающий, уничтожающий) до французского кошмара.

В славянской мифологии это богиня Морена (воплощение смерти), злокозненные духи мары, и всем известная кикимора. В буддийской мифологии – демон смерти и зла Мара.

Что касается гор, то это, прежде всего, Вселенская золотая гора Меру, возвышавшаяся на Северном полюсе[71]. Это гора Мориа, назначенная Богом Аврааму для принесения в жертву Исаака[72], на которой впоследствии Царепророк Давид поставил жертвенник, а Соломон воздвиг Иерусалимский храм. Это, наконец, Памир (Крыша мiра).

Но вот еще один поворот: пирамида. (греч. pyramis;  нем. Pyramide; рус. нар перемида)[73]. Но pe-re-ma – «священная высота». (Ср. также греч. pyrgos / цслав. пирьгь – башня).

Древние пирамиды, по одним свидетельствам, были облицованы золотыми, а по другим – зеркально отполированными плитами. На солнце они горели как звезды. От каждой из них ввысь уходил столп света. Сама по себе пирамида представляет собой рукотворную гору, однако не простую, а гору-костер, по которой жертва восходит ввысь. (При том, что индоевропейская основа gher/ghor – гора/гореть – одна!)

Вспомним в связи с этим строки из малоизвестного стихотворения «Победителям» (1908) числившего себя старообрядцем Н. А. Клюева:

Мы вас убьем и трупы сложим

В пирамидальные костры[74].

Такой чадящий пирамидальный (в точном смысле этого слова, жертвенный) костер на фоне восходящего или заходящего (?) солнца мы видим на обложке первого отдельного издания книги члена Уральского облсовета П. М. Быкова, впоследствии изъятой из советских библиотек. Книжка была в 1926 г. отпечатана в Свердловске Акционернымобществом «Уралкнига» в типографии «Гранит».

Им зарево мерещится во мраке

И на шесте, над страшною толпою,

Отрубленная голова Царя!

– писал немецкий поэт Георг Гейм (1887-1912)[75].

Учитывая значения греческих слов: pyr – огонь иpyra – жертвенный костер[76],  интересна этимология слова упырь – несожженный; не принятая богами жертва. Таково же происхождение и слова вампир – выходящий вон (наружу) из огня[77].

Примечательно в связи протолексемой MR и название человеческой жертвы в честь Матери-Земли у гондов (дравидской народности в Индии) – мериа (meriah). «…Традиция требовала, чтобы их либо покупали еще в младенчестве или же с детства специально готовили к незавидной судьбе. Кроме того, детей могли покупать у соседних племен, которые, в свою очередь, крали их у зазевавшихся родителей. Все долгие годы, до того рокового дня, когда мериа приносился в жертву богине, его усиленно кормили и баловали»[78]. Во время жертвоприношения произносили: «Мы купили тебя, а не захватили силой; теперь мы приносим тебя в жертву, и пусть не ляжет на нас никакой грех». Смерть мериа должна была быть долгой и мучительной. Особое внимание при этом обращалось на сохранение в целости головы. Между прочим, у ненцев, практиковавших жертвоприношения еще в ХХ веке, божеству, от которого, по их мнению, зависел успех в охоте, в жертву приносились именно человеческие головы, которые нередко охотниками носились с собой[79].

Принимая в расчет все сказанное, а также происхождение топонима Горицы (от славянского горети) – нетрудно вычислить, какой смысл несут названия Маура и Горицы: принесение жертвы, сжигаемой затем на огне.

О том, что мы имеем дело не с отдельным случаем, а с определенным явлением, ясно свидетельствует факт широкого распространения в Европе этих топонимов. Более того, существуют т. н. «двоицы» – одновременное бытование обоих названий в той или иной местности[80].

И еще: по некоторым данным, гору Мауру продолжают использовать в прежних целях и доныне. Известно, например, что московский ученый Леонид Аркадьевич Лелеков (1934-1988), занимавшийся историей Древнего Востока, специалист в теории реставрации и исторической топонимике, часто бывавший в Кириллове («Излюбленным местом его прогулок была гора Маура»), завещал после смерти кремировать себя, а прах развеять на Мауре, что и было исполнено[81].

Памятуя тот валун на горе Мауре, обратимся к другим камням-следовикам, встречающимся во многих странах мiра, в том числе и в северо-западных областях России[82].

Едва ли не первое описание подобного камня находим мы у «отца истории» Геродота. «В скале у реки Тираса, – пишет он в описании Скифии, – местные жители показывают отпечаток ступни Геракла[83], похожий на след человеческой ноги длиной в 2 локтя»[84]. О таких камнях писал в 1818 г. в первом томе своей «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин: «Памятником каменосечного искусства древних славян остались большие, гладко обделанные плиты, на коих выдолблены изображения рук, пят, копыт и проч.»[85] Их описывал и собирал в 1830-х годах в тверской Карелии поэт и ветеран Отечественной войны 1812 г. Ф. Н. Глинка[86]. Однако, несмотря на таких предшественников, отечественные историки, археологи и искусствоведы практически полностью проигнорировали это явление, оставив его на откуп краеведам. До сих пор «из тридцати-сорока камней со знаками, известных по старым краеведческим изданиям, специалисты обследовали пять или шесть»[87]. Подаренные Ф. Н. Глинкой Тверскому музею огромные валуны безследно исчезли во время Великой Отечественной войны[88]. Лишь в последнее время возник к ним интерес: в литовском селе Моседис в ботаническом саду создана большая экспозиция природных камней; более двухсот валунов с рукотворными знаками и углублениями взяты в Эстонии под охрану государства; в Минске создается музей валунов, для чего по всей Белоруссии отправлены специальные научные экспедиции[89].

Разумеется, далеко не все камни с отметинами могут нас интересовать в связи с заявленной темой. Даже целый ряд камней-следовиков вполне может относиться к знакам собственности (ср. в связи с этим выражение где бы нога моя ни ступала, или такие слова, как наследник, последыш и т. д.). Отбросив в сторону княжеские знаки, владельческие, межевые, а также пограничные и порубежные камни, займемся иными.

В сентябре 2005 г. мне довелось побывать в Вологодском государственном историко-архитектурном и художественном музее-заповеднике на выставке «Древо жизни: символ и время». Авторы ее – преподаватели истории в одном из местных вузов М. И. Карачев и И. Ф. Никитинский. Центральное место на выставке занимали фотография двух валунов и прорись изображений на них из т. н. Тиуновского святилища на северо-востоке Вологодской области. Исследователи датируют создание его XV веком.

Согласно интерпретации авторов, на камнях отображена народная космогония. Создателями рисунков они считают кокшаров – этнографических русских, сформировавшихся на Верхней Кокшеньге в XIV-XV вв.

Огромный четкий православный осьмиконечный крест, полностью покрывающий изображения на одном из камней, авторы выставки интерпретируют, как Мiровое древо (Древо жизни). Древо-то древо, но какое!

Тем интересней среди прялок, народных вышивок, тканных орнаментов и пр. было увидеть на этой выставке одно изображение, точки которого, оказывается, совпадают с таковыми же на валунах. Это ни что иное, как каббалистические таблицы сефиротов. По объяснению каббалиста Иегуды Галеви, слово сефор/сефир означает счет, мера и вес всех вещей мiра[90]. Вспомним в связи с этим толкование пророком Даниилом царю Валтасару (чье имя было запечатлено в двустишии Гейне на стене Ипатьевского дома) надписи, появившейся на стене во время царского пира (слово пир опять-таки имеет отношение к жертвенному огню!): «Вот – и значение слов: МЕНЕ – исчислил Бог царство твое и положил конец ему; ТЕКЕЛ – ты взвешен на весах и найден легким; ПЕРЕС – разделено царство твое и дано Мидянам и Персам. […] В ту же самую ночь Валтасар, царь Халдейский, был убит» (Дан. 5, 26-28, 30).

В 1913 г. на основании исследования характера ран ритуально убитого ученика Киевского духовного училища Андрюши Ющинского было, как известно, установлено «совпадение всех ранений с частями таблицы сефиротов». Подробно об этом говорится в книге В. В. Розанова «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови».

Что же касается вообще помянутых нами камней на территории России, то исследователи, приступившие к их изучению с 1940-х гг., считают, что они связаны либо со святыми, либо, наоборот, с нечистой силой. Латышский исследователь Ю. В. Уртанс полагает, например, что подобные памятники на территории Латвии являются проявлением культа черта[91]. Именно «чертовыми камнями» называли большинство таких камней с отметинами и русские крестьяне[92].

Одной из особенностью таких камней, отмечают краеведы, является то, что они, как правило, находятся «в болотах, глухих и потаенных местах, на лесных косогорах вдали от человеческого жилья»[93].

Возле некоторых таких камней селились отшельники, строились часовни, что, заметим, также нередко было связано с двойственной природой этих валунов. (Вспомним в связи с этим символику пещер). Да и отшельники могли быть разными. Мог быть и такой, например, как на картине Н. К. Рериха (духовности которого посвящена специальная статья в нашем сборнике) «У дивьего камня неведомый старик поселился». Сей «неведомый старик» охранял «тайну камня от чужих глаз»[94]. Только вот вопрос: кого считать чужим и какова была эта тайна.

На многих камнях-следовиках видны четкие изображения крестов, что сделано, как полагают исследователи, «чтобы “обезвредить” древнюю языческую святыню»[95]. В связи с этим, по всей вероятности, можно говорить и о переосмыслении, уже после принятия христианства, первоначального смысла, заложенного в древних валунах: «Существует безчисленное множество “следков святых” – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кирилла Белозерского, Параскевы Пятницы и т. д.»[96]

Среди камней-следовиков исследователи выделяют (часто сделать это очень трудно) камни с чашеобразными углублениями и выдолбленными канавками для стока крови, получившие в литературе название чашечных камней. Только на территории современной Финляндии их найдено 145. В фильме Ю. Воробьевского «Неожиданный Афон» можно видеть один из таких камней с углублением и ложбинкой для стока крови, на котором во времена идолослужения приносились человеческие жертвы. Сопровождающие подобные жертвенные чашечные камни углубления исследователи интерпретируют, как «отверстия, куда вставляли деревянные палочки для добывания огня»[97], что и понятно: ритуальное заклание должно сопровождаться огнем для сжигания жертвы.

Особое значение в этом смысле имеет Урал. «Где еще имеются такие яркие и богатые жертвенные места?»[98] – читаем в предисловии к одному обобщающему коллективному археологическому труду, изданному еще в предвоенную пору.

Известно о существовании целого такого комплекса под Екатеринбургом, который не упоминался не только никем из лиц, связанных с расследованием цареубийства, но и уральскими краеведами, так или иначе изучавшими эту тему. Последнее обстоятеЕще более определенно о своеобразном еврейско-норманнском симбиозе писал известный историк Л. Н. Гумилев. В IX в., по просьбе хазарского царя, варяжские дружины должны были завоевать Русское государство с центром в Киеве, в следующем Х в. киевские варяги поставляли «хазарскому царю “дань кровью”. Они посылали подчиненных им славяно-русов умирать за торговые пути рахдонитов» (еврейскii[74]их ку/i./iпцов)i льство объяснить, пожалуй, труднее всего. Ибо еще в дореволюционную пору было известно, что это за место.

В уже упоминавшемся нами путеводителе по Уралу 1899 г. читаем: «В расстоянии одной версты к югу от Шарташского озера и верстах в четырех от Екатеринбурга находятся гранитные скалы, известные под названием Шарташских каменных па(1 Цар. 15, 32-33).pлаток. Эти палатки состоят из разнообразных и грандиозных нагромождений колоссальных гранитных глыбМ/pориа, производящих, на первый взгляд, впечатление развалин башен или каких-либо искусственных сооружений. Такие нагромождения горных пород встречаются и в других местах Урала и называются “чертовыми городищами” и представляют большой интерес в геологическом отношении. Доисторические находки на каменных палатках в виде черепков глиняной посуды и некоторых каменных и костяных орудий указывают, что этими палатками пользовались люди доисторической эпохи, так как окруженные, даже в недалеком прошлом, непроходимыми торфяными болотами и гигантскими лесами, они представляли надежное убежище… Эти каменные палатки настолько интересны в геологическом отношении, что осмотр их входил в программу международного геологического конгресса и члены его в числе до 150 чел. посетили их в июле 1897 года»[99].

Эти палатки вновь возвращают нас к таинственному созвучию MR. «…Мар. Так испокон веков (см. Словарь Даля) зовется на Руси безрастворная кладка из камней (высотой примерно 2 метра: чаще ниже, реже – выше). Особенно распространены мары (по-другому – гурии) на Русском Севере. На высоких берегах они выполняют функции “темных маяков”, в иных местах (и в частности на горах) – путевых ориентиров)»[100]. Прибавьте к этому рукотворные северные пирамиды – сейды. Культ этих рукотворных каменных кладок хорошо известен во всем мiре[101].

Что касается Шарташских палаток, то редкий путешественник, посещавший Урал, не осматривал это место. Пользовалось оно известностью и в советское время.

«Одним из наиболее популярных туристских маршрутов у свердловчан, – сообщал изданный в 1959 г. в серии “По окрестностям Свердловска” буклет, – является путь к Чертову городищу – естественному нагромождению гранитных плит в виде каменных башен, окруженных со всех сторон лесом. Именно с посещения Чертова городища начинаются пути многих сотен свердловских туристов – любителей замечательных окрестностей нашего города. […] По данным археологов, на Чертовом городище в древности находилось жертвенное место, на южном склоне были найдены предметы быта, жертвенная глиняная посуда»[102].

Известно, что среди этих камней перед революцией проводились маевки. Само располагавшееся рядом село Шарташ существовало уже ко времени основания Екатеринбурга. Населяли его сплошь староверы-кержаки – выходцы из России. К началу ХХ в. они составляли добрую половину населения[103].

К десятилетию Октябрьской революции в Москве вышла любопытная книга «Урал и Библия». Автор, горный инженер, называл ее «опытом историко-геологического исследования». Предисловие к ней написали известные в то время ученые, причем не только геологи, но и филологи. Автор пытался доказать, что исторические события, описанные в Библии, до и во время потопа, происходили именно на Урале. Интересная концепция, особенно учитывая «уральские мотивы» в комментарии ориенталиста и филолога Г. Г. Генкеля к изданию 1910 г. перевода «Иудейских древностей» Иосифа Флавия.

 

Книга вышла под девизом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Издание уникальное: как удалось установить, его нет (или, во всяком случае, оно не выдается) ни в одной из библиотек России. Оригинал его имеется в собрании священника Василия Фонченкова, которому, пользуясь случаем, приносим благодарность за возможность пользоваться им. В настоящее время ксерокопии этой редчайшей книги розданы некоторым исследователям.

В первые революционные годы, «при копании ямы близ берега» реки, по словам автора, «вырыли маленький камень, на который обращено было затем мое внимание. Он оказался каменным ножом. Более близкое знакомство с ним вело к заключению, что нож не утилитарного значения. (О ритуальном значении в древности каменных ножей см. Исх. 4, 25; Нав. 5, 2). Я определил его, как символический каменный жертвенный нож и самое место, с которого он поднят, как жертвенное. Уральский жертвенник весьма примитивен. В общем случае он представляет простой четырехгранный столбик того же грунта, на котором в углублении и расположен. Жертвенник, откопанный на Урале археологом В. Я. Толмачевым, имел в основании приставленные керамические уголки, и это было единственное, что его отличало от грунта»[104].

И далее: «Изучение Урала на основе моей находки каменного ножа привело меня вплотную к разрешению вопроса, что представляют из себя в археологическом отношении Шарташские “Каменные палатки” близ Свердловска.

С твердой уверенностью я могу сказать теперь, что в историческом смысле они являются прототипом мегалитических построек Запада […]

…Коснусь пока так называемой “жертвенной чаши вогул[105]”, отмеченной углублением на поверхности этих “Палаток”. Мнения о ней разноречивы и в общем сводятся к глубокому заблуждению, повторять которое не хочется[106]. Несомненно, что это прежде всего, – знак и дело рук человеческих. […]

Что эта чаша не единственная на Урале, а образование ее не игра природы, я могу подтвердить указанием на существование такого же знака – чаши на вершине старшего из “Семи братьев” в области Верх-Нейвинского завода. Таким же знаком – чашей отмечен один из утесов горы Аракульской; такая же чаша усмотрена на правом берегу  реки Богарянка в полутора верстах ниже деревни Боевки, и тоже имеется на группе камней у Московского шоссе неподалеку от Верх-Исетского завода.

Чаши на поверхности камней мегалитических могил давно известны на севере и западе Европы. Так, в Швеции их называют в народе “мельницами эльфов”, считают священными и в некоторых местах еще и сейчас в них даже тайно приносятся жертвы. Камни меньших размеров с чашеобразными углублениями, встреченные внутри гробниц, так и отмечены, как “жертвенные камни”. […] В Средней Германии, близ Нюрнберга и Мюнхена найдены были совершенно аналогичные чашевидные камни в могильных холмах Гальштаттского периода»[107].

Заметьте, что, согласно приведенным нами свидетельствам, на этих камнях в Европе, по крайней мере, еще в ХХ в. тайно приносились жертвы; «Тиуновское святилище» в Вологодской области создается в XV в.; в Карелии в начале ХХ в. на подобных жертвенниках ритуально забивается скот; в 1988 г. на горе Маура подле жертвенного камня происходит обряд развеивания праха кремированного человека. Екатеринбург, в котором произошло ритуальное убиение Царской Семьи и верных Их слуг, весь окружен каменными жертвенниками. Причем один из них, оказывается, находился вообще рядом с местом ритуального расчленения тел Царственных Мучеников. Правда, в последнем случае действовали уже другие силы. Впрочем, кто стоял и стоит за другими подобными акциями, тоже до конца не ясно. Как бы то ни было, для нас не может быть не важен фон Уральской Голгофы, на котором смогло произойти столь великое злодеяние.

***

Но что же может быть общего между приверженцами столь разных верований и учений, о которых мы писали: талмудистов, сатанистов, масонов, паганистов (язычников) и раскольников? – Прежде всего, участие в цареубийстве стало для них возможным благодаря отвержению/отступлению их от единственной Истины (Христа). Степень же их причастности к ритуальному убийству Помазанника Божия и есть степень их отдаленности от этой Истины.

***

С глубокой древности известно (вспомним хотя бы ту же строительную жертву):

…Дело прочно,

Когда под ним струится кровь.

На фоне Уральской Голгофы едва различимы (но они есть!) очертания жреческих функций (сошедших на нет с Христовой Жертвой, но не исчезнувших вовсе, безследно, а не вполне ясным образом измененных[108]), присущих до Христа Царской власти (Pontifex Maximus[109]) и Царскому Роду[110] (Криве-Кривайтис[111]).

Следуя за Христом (вспомним здесь смысл слова преподобный – в высшей степени подобный Господу Иисусу Христу), а, с другой стороны, пользуясь, если так можно выразиться, традиционным (а не присвоенным) правом, Царь-Мученик принес Сам Себя и Свою Семью (самое для Него в земном смысле дорогое) в жертву за врученную Ему Богом Россию. Символом принятия этой жертвы является икона Божией Матери «Державная» – своего рода голубь с оливковой ветвью в клюве, означающий спасение от волн потопа Русской Церкви (возможность наследования жизни вечной Ее кающимися чадами, но отнюдь не конец их страданий или безопасность их земной жизни).

Напомним и о смысле Голгофского жертвоприношения и Божественной литургии как «повторения и воспоминания Голгофской Жертвы»[112].

Речь идет не только о добровольности страданий Господа Иисуса Христа, но, прежде всего, о принесении Им Самого Себя в Жертву[113]. Он Сам Себя закалает. «…На кресте пригвоздився и копием прободся»[114]. «Господи Боже наш, предложивый Себя Самого, как непорочного агнца»[115]. «Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным»[116].

«…Сам Христос Спаситель является и Первосвященником, приносящим и Жертвою, приносимою за грех мiра. Эта одна из глубочайших истин антиномического богословия. […] С одной стороны Христова Жертва была принесена во времени на Голгофе, а с другой Он, как Первосвященник, приносит Себя в святилище и скинии истинной, как жертву, от вечности закланную, ибо Он есть Агнец, прежде создания мiра предназначенный к заколению»[117].

Обратим внимание на соотношение уже приводившихся нами слов Царя-Мученика («Быть может, нужна искупительная жертва для спасения России: Я буду этой жертвой – да свершится воля Божия!») с самопожертвованием пророка Ионы (являвшегося, как известно, одним из прообразов Иисуса Христа) для успокоения разбушевавшейся морской стихии (Иона, 1).

Что касается видимых исполнителей жертвенного заклания Царя и Его Семьи, то это вопрос совершенно отдельный. Да, «надобно придти соблазнам» (Мф. 18, 7). Но: «горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7); «лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф. 18, 6).

***

На иконе Царя-Мученика из Свято-Владимiрского храма (на Владимiрской горке в Москве) – у Государя в руке свиток со словами из псалма Давидова: Проидохом сквозе огнь и воду и извел еси ны в покой (Пс. 65, 12). (Сравните один из тропарей святым 40 мученикам, в Севастийстем езере мучившихся, память 9 марта: «…Чрез огнь и воду прошедши, в покой вечный вшедшии…»)

Образ мученической смерти христиан, подобной принесению жертвы, осознаваемой и описываемой как принесение жертвы, можно найти во многих службах.

Прямота и смелость этих образов поразительны. Телесные страдания – не унижение, но высочайшее торжество жертвы Промысла Божия.

Придворные Персидского царя, тайные христиане святые мученики Акиндин, Пигасий, Афоний, Елпидифор, Анемподист и иже с ними, около 341-345 гг. «Христа ради излиявшимися кровьми венчашася» (память 2 ноября). «Очищение кровь мучеников бысть, и благовоннейшее истинно приношение Богу безпрепонно дающи, и безбедный источающи всем источник врачевания». …Блаженна земля, напившаяся кровьми вашими…

…Блаженна земля, напившаяся крове твоея, – слова из тропаря замученному в 1529 г. татарами св. мученику Иоанну Казанскому (память 24 января).

…Земля радуется, напившися крове твоея, – из тропаря на освящение ок. 1051-1054 гг. в Киеве церкви «храброго оружника Христова» великомученика Георгия (память 26 ноября).

…Блаженна земля, напившаяся кровьми вашими, и свята селения, приимшая телеса ваша… – из тропаря святым 20 тысячам мученикам в 302 г. в Никомидии (память 28 декабря). Но кто совершает это жертвоприношение? –  Священнодетелие, жертву приносящее, заколения совершенная принесошася, всесожигаеми… Яко вольнозакланнии агнцы, всесожегостеся вкупе…

…Раны носящи плоти, яко камни светлы и светообразны, и в кровавую порфиру, яко царица, облеченная… – из тропаря св. мученице Мvропии «невесте красной», «священные раны» принесшей своему Жениху Христу, замученной около 251 г. на острове Хиосе (память 2 декабря).

…Добре за Господа пострадавшая и кровию твоею обагренная и, аки царскою багряницею, украшенная… – это из тропаря святой мученицы Серафимы (память 29 июля).

И, наконец, тропарь святому великомученику Феодору Тирону (память 17 февраля и субб. 1-й седмицы Великого поста), представшему Христу «подвижными ранами обложен»: …Огнем бо всесожегся, яко хлеб сладкий Троице принесеся.

И конечно же, послание священномученика Игнатия Богоносца (после приговора предать его на растерзание диким зверям) близким ему, чтобы они ни действиями, ни молитвами не мешали его восхождению к Христу:

«Желаю, чтобы вы угождали не людям, но Богу, как вы и благоугождаете Ему. Ибо ни я уже не буду иметь такого удобного случая достигнуть Бога, ни вы – ознаменовать себя лучшим делом, если будете молчать. Если вы будете молчать обо мне, я буду Божиим, если же окажете любовь плоти моей, то я должен буду снова вступить на поприще. Не делайте для меня ничего более, как чтобы я был заклан Богу теперь, когда жертвенник уже готов, и тогда составьте любовию хор и воспойте хвалебную песнь Отцу во Христе Иисусе, что Бог удостоил епископа Сирии призвать с востока на запад. Прекрасно мне закатиться от мiра к Богу, чтобы в Нем мне воссиять. […]

Я пишу церквам и всех извещаю, что добровольно умираю за Бога, если только вы не воспрепятствуете мне. Умоляю вас: не оказывайте мне неблаговременной любви. Оставьте меня быть пищею зверей и посредством их достигнуть Бога. Я – пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтобы я сделался чистым хлебом Христовым. Лучше приласкайте этих зверей, чтобы они сделались гробом моим и ничего не оставили от моего тела, дабы по смерти не быть мне кому-либо в тягость. Тогда я буду по истине учеником Христа, когда даже тела моего мiр не будет видеть. Молитесь о мне Христу, чтобы я посредством этих орудий сделался жертвою Богу. […]

О, если бы не лишиться мне приготовленных для меня зверей! Молюсь, чтобы они с жадностию бросились на меня. Я заманю их, чтобы они тотчас же пожрали меня, а не так, как они некоторых побоялись и не тронули. Если же добровольно не захотят, – я их принужу. Простите мне, я знаю, что мне полезно. Теперь только начинаю быть учеником. Ни видимое, ни невидимое, – ничто не удержит меня придти к Иисусу Христу. Огонь и крест, толпы зверей, рассечения, расторжения, раздробления костей, отсечение членов, сокрушение всего тела, лютые муки Диавола пусть придут на меня, – только бы достигнуть мне Христа. […] Не препятствуйте мне жить, не желайте мне умереть. Хочу быть Божиим: не отдавайте меня мiру»[118].

«Римские мужи, взирающие на настоящий мой подвиг! – возгласил Антиохийский епископ, поставленный на арене. – Вы знаете, что не ради какого-нибудь злодеяния я принимаю казнь и не за какое-нибудь беззаконие осужден на смерть, но ради Единого моего Бога, любовью к Которому я объят, и к Которому я сильно стремлюсь. Я – Его пшеница, и буду смолот зубами зверей, чтобы быть для Него чистым хлебом»[119].

 

Димитриевская родительская суббота 2005 г.

 

---